Дмитрий СНЕГИРЕВ

ТЕМНАЯ БАШНЯ

Роман

Глава 1

— Мы недостаточно знаем друг друга, чтобы зани­маться любовью, — произнесла Вероника Новослободская, нервно облизнув губы.

Ее соски мгновенно отвердели, во рту было сухо. Она смотрела в синевато-зеленые, оттенка морской волны, глаза стоящего в нескольких метрах от нее человека. Евгений Остроумов был высок, смугл и внушал чувство некоторой опасности. Вероника восхищалась присущими ему многочисленными рефлексами дикого хищника, вольного обитателя джунглей. Тренированному мускулистому телу Евгения позавидовал бы иной легкоатлет. Однако Остроумов не имел к большому спорту никакого отношения. Он яв­лялся бывшим агентом ФСБ, организации, с которой Веронике частенько приходилось сотруд­ничать в ходе особых операций. Сейчас Евгений находился здесь, потому что Вероника Новослободская ост­ро нуждалась в его помощи.

— Прости, дорогая, но в данном случае секс просто часть работы, — ответил Остроумов, хра­ня полное спокойствие.

Пронзительный взгляд его синевато-зеленых глаз соскользнул с лица Вероники вниз и принял­ся неспешно путешествовать по стройному телу. Беззастенчивое разглядывание пробуждало в ней невольную ответную реакцию. Веронике потре­бовалось приложить немало усилий, чтобы если не с истинной, то хотя бы с внешней невоз­мутимостью встретить изучающий взгляд, ког­да спустя некоторое время тот вновь остано­вился на ее глазах.

Придирчивый осмотр вызвал в Веронике мел­кую дрожь, которая проистекала отчасти из боязни, а отчасти — если уж говорить начис­тоту — из трепетного предвкушения близости.

Рабочий характер отношений никогда не ме­шал Веронике строить самые смелые фантазии относительно Евгения. Ее грезы были чрезвычайно чувственными, вольными и даже в каком-то смысле дикими, однако она даже в шутку не помышляла о том, чтобы поделиться ими с кем-то, и в наименьшей степени с предметом своих мечтаний.

Вероника гордо подняла подбородок.

— Секундочку! Я возглавляю службу безо­пасности Геннадия Соломенцева, а ты прибыл сюда по моему вызову. Иными словами, при­казы здесь отдаю я.

Остроумов пожал плечами.

— Если ты желаешь, чтобы мы вместе от­правились решать возникшую у вас проблему, тебе сначала придется переспать со мной.

В словах Евгения сквозил явный вызов, а Вероника была не из тех, кто пасует, столкнувшись с неожиданным поворотом событий, особенно если у нее отсутствуют сомнения в правильно­сти намеченных действий.

Вместе с тем ей было прекрасно известно, что Остроумов придерживается точно таких же убеждений. Вероятно, именно поэтому он и счел себя обязанным вернуть будущую напарницу по работе к реальности.

Евгений стоял перед ней, невозмутимый, уве­ренный в себе. В осанке не ощущалось даже на­мека на напряженность. Веронике и прежде дово­дилось наблюдать у Остроумова подобную позу, причем хладнокровие никогда не покидало его, несмотря на осознание того, что противник го­тов в любую секунду нанести удар. Однако рань­ше Вероника находилась с Евгением по одну сторону баррикад. Сейчас они сошлись лицом к лицу — антагонисты, а не союзники.

Нет, поправила себя Вероника. Не антагонисты. Мы по-прежнему воюем на одной стороне. Только ставки сильно изменились.

Она пристально вгляделась в сине-зеленые глаза, пытаясь проникнуть в мысли Остроумова. Почудилось ей или за его внешней бесстраст­ностью действительно таится едва уловимый намек на эмоции? Неужто Евгений и впрямь ис­пытывает нечто из области обычных челове­ческих чувств, чего ни за что не желает пока­зать ей?

Как Веронике хотелось, чтобы так оно и было! Чтобы предпринятый Остроумовым ход порождал у него такую же неловкость, как и у нее самой.

Визуальное исследование Евгения не принес­ло Веронике уверенности, поэтому она вспомнила о причине, сведшей их в этих роскошных апар­таментах, — о семнадцатилетней девчонке, ко­торой в эту минуту угрожает серьезная опас­ность единственно по ее, Вероники Новослободской, вине.

Словно прочтя ее мысли, Остроумов произнес:

— Послушай, ведь я уже не раз убеждал тебя прекратить обвинять во всем себя! Дочка Соломенцева тщательно продумала свой побег. Мало того, она растворила в твоем кофе сильнодействующее снотворное. И заранее приобрела би­лет на автобус до Москвы. Чемодан негод­ница спрятала в гараже. С моей точки зрения, тут не обошлось без помощника. И этот некто, несомненно, принадлежит к персоналу Соломенцева.

— Ни один из наших людей не отважился бы на такое, — возразила Вероника.

Евгений пожал плечами.

— Думаю, ты ошибаешься.

Вероника вздохнула, заставляя себя успокоиться. Если и впрямь в штат Соломенцева затесался человек, ведущий двойную игру, ей предстоит вывести мерзавца на чистую воду. Но не сейчас. Сначала следует сделать самое главное: вернуть Снежану домой.

— Я знаю лишь одно, — решительно произ­несла она. — Геннадий Соломенцев доверил мне охрану своей дочери, а та ускользнула из-под самого моего носа.

Мой первый прокол за последние семь лет, добавила Вероника про себя.

Она работала в охране фирмы «Индустрия Соломенцева», с тех пор как окончила колледж, и отец попросил ее помочь в наблюдении за од­ним высокопоставленным управляющим, ко­торый продавал конкурентам производствен­ные секреты. Вероника не только блестяще справи­лась с заданием, но даже перевыполнила его. При помощи обличительных фотоснимков она растолковала предателю, что тот просчитался, а затем под дулом пистолета препроводила его в офис своего отца.

С того момента и вплоть до нынешнего дня ее карьера неуклонно шла в гору. Вероника окончи­ла курсы самообороны, оперативного розыска и криминального расследования и благодаря приобретенным знаниям быстро выделилась из числа работников охраны. Она уже давно про­водила операции самостоятельно, но в данном случае ей требовалась помощь Евгения Остроумова.

Он сделал то, чего не смогла Вероника: через его сеть тайных платных информаторов и обя­занных ему лиц вышел на след Снежаны и вскоре точно узнал, где та находится. На острове Таинственный в Средиземном море, в плену у Константина Романовского, который многие годы исходил злобной ненавистью к Геннадию Соломенцеву. Как только беглянка объявилась на Красной площади, люди Романовского ловко похитили ее и быстренько доставили на его личный уединенный остров.

Снежана находилась там уже пять дней и од­ному Богу известно, в каком состоянии. С ней могли сделать что угодно.

Представив себе весь ужас положения до­чери Соломенцева, Вероника непроизвольно вздрог­нула и тут же заметила перемену в выражении лица Евгения, который уловил легкое судорож­ное движение ее плеч.

Вскинув голову, она открыто взглянула ему в глаза. Когда он выяснил, где содержится Снежана, то прямо сказал Веронике, что предпринимать спасательную операцию одной крайне риско­ванно. Но, верная своим обязанностям, она даже слышать ничего не желала, полагая, что если уж проштрафилась, то сама должна ис­править положение. И чем скорее, тем лучше. Однако сначала следует кое-что прояснить.

— Хорошо, я понимаю: проникновение на Таинственный очень опасно. Попав туда, мы вынуж­дены будем тщательно придерживаться своих ролей. Но... зачем устраивать... э-э... репетицию сейчас? — спросила Вероника, подавляя приступ па­ники. Наверное, я похожа на девочку-подрос­тка, которую приятель того же возраста рас­пластал на заднем сиденье автомобиля в ка­ком-нибудь уединенном уголке, подумала она. И заметила, не удержавшись:

— Я хочу ска­зать, что там, на острове, никто не узнает, чем мы занимаемся в наших частных апарта­ментах.

Красиво очерченные губы Евгения изогнулись в ироничной усмешке.

— Боюсь, детка, на это надеяться не при­дется. Насколько мне известно, Романовский поме­шан на своей безопасности. Поэтому в отве­денном нам помещении наверняка будут уста­новлены и видеокамеры слежения, и звукоза­писывающие устройства. Уверен, все здания на острове просто напичканы подобной аппара­турой.

Вероника попыталась проглотить внезапно обра­зовавшийся от волнения комок в горле.

— Но видеозапись в частных номерах... про­тивозаконна и... аморальна.

— Именно так. Сама того не ведая, ты иде­ально описала царящие на Таинственном нравы. Если вдобавок употребить такие понятия, как «предательство», «ненадежность» и «коварство», картина окажется полной. Когда попадаешь в подобное место, о праве на частную жизнь при­ходится забыть. Равно как и о собственной бе­зопасности.

Вероника понимала, что Евгений отлично знает, о чем говорит. Покинув ФСБ, он организовал частный охранный бизнес. У него скопилось не­мало разнообразной информации об острове, на котором Константин Романовский правил, подобно об­ладающему неограниченной властью средневековому тирану. Вероника надеялась, что сведений Евгения окажется достаточно для освобождения дочери бизнесмена Соломенцева.

Когда он заговорил вновь, его голос был тверд и резок.

— Персоны, прибывающие на Таинственный в качестве гостей Романовского, делают это по двум причинам. Им хочется организовать с владель­цем острова совместный бизнес, или они же­лают отдохнуть в спокойной, не отягощенной условностями обстановке. Если гости приезжа­ют с дамами, им хочется выставить спутниц перед остальными мужчинами во всей красе. Они покупают девушкам шикарные вечерние туалеты и не скупятся на драгоценности. Днем их подружки щеголяют в баснословно дорогих шортах и топах от кутюр. Все это напоминает своеобразный парад дорогостоящих трофеев. И если мы хотим вписаться в царящую на остро­ве обстановку, нам придется действовать в рам­ках представлений Романовского. Нельзя об­манывать его ожидания. Если хозяин острова догадается, что истинной целью нашего пребывания в его владениях является освобожде­ние Снежаны, он расправится с нами с такой легкостью, с какой давит тараканов.

От этих слов по спине Вероники пробежал хо­лодок. Умом она и прежде понимала всю опасность предстоящего путешествия, но только сейчас ощутила, насколько реальны поджида­ющие их на острове ловушки и почему Евгений настаивает на неукоснительном соблюдении правил игры.

Он прищурился, словно угадав, о чем ду­мает Вероника.

— Ты вызвала меня, рассчитывая, что я по­могу тебе попасть на остров, и это действительно мне по силам. Но, когда мы окажемся там, твоя жизнь будет напрямую зависеть от того, насколько точно ты станешь выполнять мои указания. Причем, не задавая вопросов и не ожидая объяснений. Так что тебе лучше про­демонстрировать мне свою готовность соответ­ствовать этим требованиям сейчас, тогда я буду уверен, что в критический момент смогу рас­считывать на тебя. Если ты чувствуешь, что не справишься, скажи сразу, и я еще успею по­дыскать более подходящую партнершу.

Точно выполнять указания Евгения, чтобы в критический момент он мог быть уверен, что я не подведу его...

Означает ли это, что он рассматривает ин­тимную близость как некое серьезное условие, без исполнения которого не возьмет меня на Таинственный? Или он просто испытывает меня, хочет проверить, как далеко я готова зайти? Да, наверняка так и есть. Евгений добьется, чтобы мы приблизились к самой грани, но в пос­ледний момент остановится. Не может быть, чтобы он действительно собирался затащить меня в постель. Подобная вольность как-то не вяжется с его имиджем. Обычно Евгений руко­водствуется не эмоциями или желаниями, а трезвым расчетом.

Что ж, если затеянная им игра подразуме­вает проверку границ доступности, то Вероника го­това включиться в нее.

— Что я должна сделать? — спросила она, думая, что еще есть время увильнуть.

— Я хочу, чтобы ты отправилась в спальню.

Евгений повернулся и вышел через находив­шуюся за его спиной дверь со столь невозмутимым видом, будто нимало не сомневался, что Вероника последует за ним. Чувствуя себя так, словно все ее внутренности превратились в дро­жащее желе, и изо всех сил стараясь не пока­зать этого, она выполнила требование и вско­ре оказалась в комнате, которая больше всего напоминала роскошную спальню люкса московской гостиницы «Интурист». Прежде все­го Вероника вспомнила гостиницу «Полярное сияние» — место, где познакомилась с семьей бизнесмена Соломенцева. Но здесь был не отель, а апарта­менты для гостей в штаб-квартире «Индустрия Соломенцева». Глава компании устроил их на пос­леднем этаже принадлежащего ему здания на Охотном ряду. Веронике приходилось здесь бывать во время служебных обходов, однако она никогда не помышляла об использовании шикарной спальни в собственных интимных целях.

Помещение было обставлено антикварной мебелью, поверх безупречно натертого паркета лежал мягкий восточный ковер. Но прежде всего взгляд Вероники упал на широкое ложе, по­перек которого свободно могли бы уместиться четыре человека. При виде его она останови­лась посреди спальни. От волнения у нее вне­запно перехватило дыхание.

Шедший впереди Евгений обернулся, будто вспомнив о чем-то, потом направился обратно к порогу, по пути обогнув Веронику. Она едва удержалась от желания втянуть голову в пле­чи, когда за ее спиной раздался звук повора­чиваемого в замочной скважине ключа.

Заперев дверь, он пересек спальню и оста­новился у высокого викторианского камина. Вновь повернувшись к Веронике, он окинул ее пронзительным взглядом, который словно лазерный луч — казавшийся зеленовато-синим из-за цвета глаз — прошел сквозь мышцы и про­ник до самых костей.

Ей пришлось приложить все свои силы, что­бы сохранить достоинство и не начать тянуть время, задавая кучу вопросов. Например, ка­ково мнение Евгения о том, кто помог Снежане удрать из родительского дома? Или когда они отправятся на Таинственный? И как Остроумов пред­полагает выбираться с острова, если даже им в самом деле удастся найти и вызволить дочку Соломенцева?

Но Веронике удалось оставить все вопросы при себе. Возможно, этому немало способствовало осознание того, что, если она заговорит, ее голос окажется сдавленным и дрожащим. А мо­жет быть, выдержка и гордость Вероники просто не позволили ей показать Евгению, насколько взвинчены ее нервы.

Она осталась стоять со свободно опущен­ными вдоль тела руками и слегка приоткрыты­ми губами.

Он заставил ее выдержать несколько мучи­тельных мгновений, прежде чем произнес негромко:

— Думаю, начнем со стриптиза. Сними юбку, блузку и колготки. Но сделай это так, чтобы мне приятно было наблюдать за тобой. Акку­ратно сложи вещи и оставь вон на том стуле.

Вероника неплохо знала стоящего напротив че­ловека. Работала с ним. Шутила. И всегда ощу­щала издавна возникшую между ними связь. Но до нынешнего дня ни один из них не пересе­кал известной черты, потому что оба привык­ли следовать определенным правилам. Главное, из которых четко гласило: никаких интимных отно­шений с коллегами. Подобные увлечения спо­собны повлиять на объективность, внести по­грешности в ход трезвых умозаключений. Что, в свою очередь, может привести к неоправданно­му риску для жизни.

Вероника подумала, что, вероятно, Евгений хочет нарушить неписаный закон. С ней. И сама она тоже этого желает. Неожиданно все обернулось так, что они оказались в роскошной спальне, игнорируя все правила и условности общепри­нятых морали и нравственности. А также меры предосторожнос­ти, выработанные Вероникой лично для себя.

Прежде, грезя о близости с Евгением, она все­гда представляла себе, что все начнется с романтического ужина при свечах, неважно где — в ее квартире или в его. За едой последует рюмка хорошего коньяка. Обязательно должна быть тихая, под стать лирическому настроению, му­зыка. Возможно, они с Евгением немного по­танцуют, медленно, чувственно. В какой-то мо­мент он притянет Веронику к себе, склонится к ее лицу, к самым губам. Ей хотелось, чтобы пер­вый поцелуй был нежным. Но в дальнейшем она ожидала страсти. Евгений представлялся ей смелым и искусным любовником. Таким, ко­торый не только сам испытывает удовольствие, но также дарит его партнерше.

Сейчас ей очень недоставало того вообра­жаемого поцелуя. И не только. Вероника нуждалась в традиционной прелюдии, которая, по ее представлениям, должна являться началом вся­кой близости.

— Собираешься дать задний ход? — насмеш­ливо спросил он.

Этого оказалось достаточно, чтобы подстег­нуть решимость Вероники. Стиснув зубы, она по­думала, что если Евгений вообразил, будто она задумала сорвать представление, то он оши­бается.

— Нет. — Взгляд Вероники скользнул на висев­шее над камином полотно Айвазовского, и она подумала, что скорее всего это подлинник. Ино­го Геннадий Соломенцев не приобрел бы. Ему нра­вится все настоящее. Я тоже настоящая, сказа­ла себе Вероника, прикоснувшись к верхней пуго­вице блузки. У меня большой опыт в области охраны, и я до мельчайших нюансов изучила свою профессию. Мне и прежде приходилось устра­ивать представление. Иной раз я оказывалась в трудном положении, но всегда выходила по­бедительницей.

И все же пальцы плохо повиновались Веронике. Она немало повозилась, расстегивая пугови­цы и радуясь в душе, что сегодня надела лиф­чик и трусики нежного персикового цвета, который превосходно гармонировал с теплым сливочным оттенком ее кожи и белокурыми волосами.

Казалось, нехитрый процесс снятия блузки растянется на века. Наконец Вероника сняла ее. Испытывая подсознательную потребность ухва­титься за что-нибудь, она скомкала тонкий ма­териал и направилась к стоящему в углу ком­наты стулу.

— Ведь я велел сложить одежду аккуратно, — настойчиво произнес Евгений тоном, требующим безоговорочного подчинения.

Вероника заморгала, опустив взгляд на смятую блузку в своих руках, затем послушно встрях­нула мягкий шелк, чтобы тот расправился. Кра­ешком глаза она следила за Евгением, зная, что он не упускает ни малейшего движения.

Справиться с юбкой оказалось проще. Все­го-то и нужно было расстегнуть сзади одну пуговицу и молнию.

Когда Вероника завела руки за спину, последо­вала новая команда:

— Повернись лицом ко мне. Я хочу видеть не твою попку, хотя она и весьма недурна, а то, как ты выпятишь грудь мне навстречу, пока будешь тянуться назад.

Порозовев, Вероника обернулась. В ее мозгу про­должало звучать яркое описание того, что должно было произойти в следующую минуту. Евгений был прав: опуская ползунок молнии, Вероника сде­лала неизбежное — выпятила грудь вперед, словно желая прикосновения мужских рук.

Аккуратно кладя юбку поверх блузки, она старалась не думать о том, как выглядит. Вооб­ще пыталась освободить мозг от любых мыслей. Спустя секунду Вероника сбросила узкие туфли и наклонилась, снимая колготки, которые тоже положила поверх остальной одежды.

И, прежде чем Евгений успел отдать следую­щее распоряжение, она вновь повернулась к нему. Оставшись в одном кружевном лифчике и трусиках, Вероника чувствовала себя слишком оголенной и потому уязвимой, чтобы пря­мо взглянуть в зеленовато-синие глаза. Впро­чем, ей и не требовалось смотреть на него, что­бы понять, что в эту минуту он жадно огляды­вает ее, не пропуская ни малейшей детали. Взгляд Евгения, словно обжигал кожу. Особенно отчетливо Вероника ощущала его на своих туго сжав­шихся сосках, что лишь усиливало смущение, охватившее ее. Вместе с тем все происходящее распаляло Веронику, и это невозможно было скрыть от Евгения.

Она была почти обнажена, а он по-прежне­му находился в полном облачении — в дорогой тонкой сорочке, шелковом галстуке, безупреч­ного покроя брюках и до блеска начищенных туфлях. Только пиджак, в котором он пришел сюда, сейчас отсутствовал.

— Подойди, — приказал он.

Пролегавшее между ними пространство слу­жило ей своеобразным защитным барьером. Несмотря на это, Вероника заставила свои ноги дви­гаться и приблизилась к Евгению сначала на шаг, а затем, не сводя глаз с широкой мужской гру­ди, пересекла всю комнату. Остановилась она в метре от Остроумова и, хотя губы плохо слуша­лись ее, отважилась на небольшой протест, попытавшись урезонить напарника:

— Послушай, так нельзя! Мы не должны это­го делать. Дальше заходить просто невозможно.

— При обычных обстоятельствах ты, несом­ненно, была бы права.

— Мы недостаточно хорошо знаем друг друга.

— Это после двух лет совместной работы? — усмехнулся Евгений.

— Но многое в тебе до сих пор остается для меня загадкой...

— Можешь вечером почитать на сон гряду­щий мое досье.

— Оно мне ни к чему. Мы должны погово­рить. Надо, чтобы все происходило естественно. — Едва эти слова слетели с ее уст, как она поняла, что выдала свой страх и неуверенность.

— Детка, не стоит откладывать неизбежное. Я ни за что не возьму тебя на остров, предва­рительно не... овладев тобой.

— Почему? — с запинкой шепнула Вероника.

— Потому что наша жизнь будет зависеть от того, насколько убедительно мы сыграем свои роли. У нас нет времени для постепенного раз­вития отношений. Я собираюсь предложить Романовскому сделку по перевозке наркотиков, от ко­торой он не сможет отказаться. Не представля­ешь, сколько усилий мне пришлось приложить, за какие ниточки потянуть и какое количество денег Соломенцева истратить, чтобы добиться приглашения на прием, который Романовский дает через два дня. Хозяин острова будет очень при­стально наблюдать за нами. Ему захочется удо­стовериться, что я тот, за кого себя выдаю, а именно весьма состоятельный человек, не отя­гощающий себя соображениями морали, ког­да речь заходит о преумножении капитала. И сам Романовский, и вся свора его охранников должны думать, что наши с тобой отношения продол­жаются, по крайней мере, несколько месяцев.

— Но мы можем просто сделать вид, что близки. Разве это так уж трудно? Будем держаться друг с другом соответствующим обра­зом, и окружающие решат, что мы давние любовники.

— Нет, так не пойдет. Все должно выглядеть натурально, причем с любой точки зрения: с эмоциональной, сексуальной и какой угодно еще. Необходимо, чтобы все поняли: ты дорога мне. Константин Романовский имеет обыкновение приуда­рять за гостящими у него дамами. Мало того, он обладает репутацией человека... как бы это выразиться... Одним словом, добившись от дамы согласия и приведя ее в спальню, он начинает вести себя грубо.

Вероника независимо подняла подбородок.

— Я способна себя защитить.

— Не сомневаюсь. Только интересно, как все это будет увязываться с ролью моей любовни­цы, которую ты должна играть? Знаешь, чем закончится такое приключение? Нас обоих при­кончат. Пойми, Вероника, я не шучу. Плата за ошиб­ку — смерть.

От этих слов, а также резкого тона, с кото­рым они были произнесены, сердце Вероники тревожно сжалось.

Евгений окинул ее оценивающим взглядом.

— Если предстоящее задание представляет­ся тебе слишком рискованным, ты вправе от него отказаться. Я могу найти замену — оперативницу, обладающую разносторонним опытом, в том числе и сексуального характера, который поможет ей справиться с ролью моей любовницы.

— Нет. Я сама все сделаю! — воскликнула Вероника.

— Тогда приступим. Для начала раздень меня.

Вероника зажмурилась. На миг искушение пре­кратить игру почти возобладало над ней. Одна­ко в следующую секунду она напомнила себе, что несчастье произошло по ее вине. Она по­зволила Снежане Соломенцевой удрать из дому. Так что если в этом деле и существует хотя бы один весомый фактор, то речь идет именно о нем.

— Эй, я вовсе не хочу, чтобы ты закрывала глаза, как девственная новобрачная из восемнадцатого века, которая со страхом ждет, что сейчас в супружеские покои войдет благоверный и изнасилует ее! Ты должна смотреть на меня так, будто тебе нравится то, что ты делаешь. Слов­но ты хочешь доставить мне удовольствие.

Вероника широко распахнула глаза. Ее взгляд остановил­ся на белой рубашке Евгения, затем переместился на вертикальную линию галстука...