Александр КОЛОСОВ

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ

ПРИЗРАКИ

ГЛАВА 1

Очнулась она от нестерпимо острой, жгучей боли. Боль вывела ее из лихорадочного забытья, боль заполнила все ее существо. Она не чувствовала, не виде­ла и не слышала ничего, кроме невыносимой боли.

И, тем не менее, именно боль заставила ее открыть глаза. Перед глазами плыл туман, какие-то бесформенные призраки суетились вокруг. Нет, это не призраки! Это люди. Люди, оде­тые во что-то темное. Они стоят рядом и о чем-то шепотом переговариваются. Чего-то ждут.

Она хотела позвать на помощь, ибо боль была невыносимой, но бесполезно. Ее горло словно сковала невидимая ледяная рука.

И тут она впервые разглядела этих людей, разглядела по-настоящему. Из ее груди выр­вался стон, но они даже не попытались затк­нуть ей рот. Видимо, хорошо понимали: кричи не кри­чи, помещение звуконепроницаемое, никто все равно ничего не услышит.

Она попыталась подняться и тут же снова бессильно откинулась на подушки. Все ее тело пронзила невыносимая боль. Но она должна встать, должна выбраться отсюда, пока не слишком поздно. Должна!

Прямо перед собой она различила какое-то светлое пятно. Лицо, вернее не лицо, а маску, под которой скрывалось лицо. Ужас­ную звериную маску.

Стон застрял у нее в горле.

Голос, доносившийся из-под маски, был глухим, неестественным. Но до боли знакомым.

— Скоро пройдет, — сказал этот голос.

Это знакомый голос! О Господи!

Боль усилилась. Призраки в масках засуетились вокруг нее, о чем-то заговорили. Их голоса становились все громче и громче, пока, наконец, не переросли в рев, грохочущий рев, будто у нее в голове вдруг возник водопад. Потоки воды стекают вниз с оглушительным, невыносимым, адским грохо-том...

Что же делать? Нельзя оставаться здесь!

Но призраки в масках крепко держат ее, не да­вая вырваться. Она почувствовала, что боль­ше не может пошевелиться, закричать, не может думать. Сознание снова оставляет ее. И она не в состоянии ничего сделать.

Все кончено. Она знает это. Знает с тех самых пор, как увидела этих чудовищ в масках, услышала этот приглушенный дьявольский голос. Голос, который был ей так хорошо знаком.

Все кончено.

На улице шел снег. Мягкие хлопья облепи­ли его волосы, но Евгения Остроумова это нисколь­ко не беспокоило. Ему сейчас было не до снега и не до Рождества. Его волновало лишь одно: письмо, которое лежало у него в кармане.

Это письмо не давало ему покоя. У него было такое чувство, будто в нагрудном кармане, рядом с сердцем, лежит тяжелый камень.

Неожиданно словно из-под земли вырос Дед-Мороз.

— С Рождеством!

Первым его побуждением было хорошень­ко треснуть Деда-Мороза, но, в конце кон­цов, тот же не виноват в том, что произошло.

Дед-Мороз поклонился, тряхнув седой бо­родой, и пошел своей дорогой.

А Евгений распахнул дверь и, перепрыгивая че­рез ступеньки, бросился к себе в кабинет. Его не смутили ни темная лестница — перегорела последняя лампочка, которую он ввернул только на прошлой неделе, — ни раздававши­еся из репродуктора где-то на первом этаже веселые рождественские песни. Ему сейчас было не до того.

— Черт! — выругался он, в спешке уронив ключи, и наклонился, в темноте обшаривая грязный пол.

Наконец замок поддался его усилиям, и, открыв дверь, на полупрозрачной панели ко­торой значилось: «Евгений Остроумов. Частный де­тектив», он вошел к себе в кабинет. Даже не останавливаясь, чтобы зажечь свет, он бро­сился к холодильнику, стоявшему в дальнем углу, и извлек оттуда темно-коричневую бу­тылку пива. Привычным движением, упершись ею о край стола, снял пробку и припал к живительному напитку.

Со стороны он походил на атлета: высо­кий, стройный, подтянутый. Такому как раз под стать спортивная куртка с меховой ото­рочкой и светло-серая водолазка.

Куртку Евгений снимать не стал. Подойдя к окну, он невидящим взором уставился на заснеженный город. Вернее, на ту его часть, ко­торую было видно с третьего этажа. Машины медленно проплывали внизу, пешеходы, на­против, ускоряли шаг: торопились найти подходящий подарок к Рождеству.

Рождество! Все словно с цепи сорвались. Казалось, только о празднике и думают!

Евгений раздраженно хмыкнул. И батареи жа­рят вовсю, того и гляди лопнут. Надо сделать замечание домовладельцу.

Раздался телефонный звонок. Так он и знал. Знал, что ему позвонят.

Повернувшись, он снял трубку и бросил:

— Остроумов.

— Долгов, — раздался голос начальника городской милиции. — Говорят, ты тут был сегодня, задал задачку моим парням.

Это не враг, это друг. Долгова Евгений знал с детства, для него голос старого мента все равно, что для малыша колыбельная, ко­торую поет мать.

— Хоть бы постеснялся, ведь завтра Рожде­ство! — продолжал Долгов. — Шел бы домой, отдохнул бы, что ли. Или уж напился бы на радостях, в конце концов.

Долгов мог себе позволить подобную фа­мильярность. Ведь он еще был дружен с от­цом Евгения, помогал ему, когда настали труд­ные времена. А они настали, когда умерла жена друга, мать Евгения.

— Я кое-что раскопал. Нечто, что прольет свет на смерть моей матери. Теперь я знаю, кто ее убил.

Долгов фыркнул.

— Господи, Евгений, мы это уже проходили. Я все понимаю, но нельзя же всю жизнь только об этом и думать. Все, дело закрыто. Прошло уже двадцать лет. Константин Осколков подписал признание, а раз так...

— Осколков ее не убивал. — Не давая Долгову возразить, Евгений продолжил: — Я обнару­жил письмо. Письмо, которое написала маме тетя Вера.

— Вера Дмитриевна? Так ведь она же недавно умерла.

Тетя Вера, как называл ее Евгений, была старше своей сестры Елизаветы, его матери, почти на десять лет. Они с его отцом что-то не поделили, поэтому и после смерти Елизаветы почти не общались.

— Умерла. Больше того — она написала за­вещание в мою пользу. Правда, наследство там, не Бог весть какое, в основном старые пись­ма. — Евгений прислонился к батарее. Теперь он уже был рад теплу. — Но эти письма мне кое-что подсказали. Ты ведь был в курсе того... — он запнулся, — что моя мать встречается с другим мужчиной? — Эти слова дались ему с большим трудом.

Долгов снова фыркнул.

— С чего ты взял?

— Она сама пишет об этом в письме.

— Ерунда. Я же ее знал. Она во Владимире души не чаяла!

— Значит, ты ее не слишком хорошо знал. Похоже, она вела двойную жизнь, а мы об этом и не подозревали.

— Это в нашем-то заштатном городишке? Да ни за что не поверю!

Евгений был готов вздохнуть с облегчением. Ему тоже не хотелось верить, что мама изменяла отцу. Но факты — упрямая вещь, и они гово­рят против нее.

Ведь, в конце концов, именно смерть ма­тери заставила его стать частным сыщиком. Он обнаружил ее труп. Да, как это ни ужасно звучит.

Тогда ему было всего двенадцать. Отмени­ли два последних урока, и он пришел домой пораньше. И обнаружил там...

Он сам позвонил в участок отцу. А потом дал самому себе клятву. Клятву во что бы то ни стало найти убийцу матери и поквитаться с ним. Отец, разумеется, был против. И по­нятно почему: он боялся, что человек, расправившийся с его женой, ни перед чем не остановится. А навлечь опасность на детей ему хотелось меньше всего.

События развивались с потрясающей быс­тротой. Вечером того же дня, когда произош­ло убийство, был обнаружен еще один труп. На той же самой улице в своем гараже пове­сился Константин Осколков, молодой парень, у ко­торого вечно были какие-то проблемы. Рядом с трупом нашли его предсмертную записку, в которой Константин признавался в убийстве Елизаветы Остроумовой.

Однако в это признание Евгений не поверил. Не поверил тогда, не верил и до сих пор. Уж слишком гладко все вышло.

Он рыл землю, но все было бесполезно. Ему ничего не удавалось найти, не удавалось набрести даже на самый крохотный след.

И вот сегодня...

— Я знаю, — сказал Евгений. — Знаю, что прав. Что-то подсказывает мне, что...

— Перестань! Не обманывай хотя бы само­го себя. Я понимаю твои чувства, но нельзя же всю жизнь думать об одном и том же. Уго­монись, прекрати поиски. И не тревожь прах своей матери. Пусть она покоится с миром.

— Как ты можешь так говорить?! Пока убий­ца моей матери разгуливает на свободе, я не успокоюсь!

— Черт бы тебя побрал, — выругался Долгов. — Неужели ты думаешь...

— Подожди, — перебил его Евгений, — не то­ропись с выводами. Сначала посмотри на пись­мо. Мы ведь все равно сегодня встретимся!

Они — он, его сестра-близняшка Селена, Валерий Долгов и его жена Валентина — с давних пор проводили вместе сочельник. Ведь именно Валерий и Валентина после смерти Елизаветы Остроумовой занялись воспитанием ее детей. Кто зна­ет, что с ними сталось бы, не будь рядом Долговых.

— А Селене ты уже сказал? — задал вопрос Валерий.

— Нет. И не собираюсь, пока не получу нео­провержимых доказательств.

— И не получишь. Говорю тебе, выкинь ты эту историю из головы!

Конечно, может, шеф милиции и прав. А может, и нет. Ему, судя по всему, неизвест­но, кто двадцать лет назад гулял с Елизаветой Остроумовой, а вот его жена наверняка знает.

— Вообще, — добавил Долгов, — прошвырнулся бы ты по магазинам. Купил бы какой-нибудь подарок. А про дело забудь, хотя бы на время праздников.

Но Долгов знал: для Евгения его слова просто пустой звук. Уж раз тому что-нибудь втемя­шилось в голову, убеждать его бесполезно.

— Тогда встретимся сегодня у моей сест­ры, — сказал Евгений. — Хочу, чтобы ты сам про­чел письмо. Уж это-то откладывать никак нельзя.

— Ладно, увидимся. И черт с тобой, — рас­прощался Долгов и повесил трубку.

На другом конце провода Евгений сделал то же самое. Он снова подошел к окну. Снег те­перь валил крупными хлопьями, все вокруг покрылось белой шапкой. Пейзаж преобразил­ся до неузнаваемости, но разве это для Евгения помеха? Ведь он вырос в этом городе, и знает здесь каждый уголок.

Вот чего он не знает, так это встречалась ли его мать с другим мужчиной. И если встречалась, то кто этот подонок? И где он сейчас? Может, он остался жить в городе? Вполне ве­роятно. И, видно, думает, что здорово всех провел. Решил, что убийство сойдет ему с рук.

Но погоди, ты еще пожалеешь! Я до тебя доберусь! Конечно, когда узнаю, как тебя звать и где ты живешь!

А может, Долгов прав? Ведь он не раз гово­рил Евгению: угомонись, перестань думать об од­ном и том же, прекрати забивать себе голову проблема­ми, которые ты все равно никогда не смо­жешь разрешить. Нельзя жить прошлым, нельзя существовать в мире иллюзий.

Но даже если это и так, даже если он и живет в мире иллюзий, то и убийца его мате­ри тоже глубоко заблуждается, думая, что его не настигнет возмездие. Нет, худшее у этого негодяя еще впереди.

Даже сверху Евгению было слышно, как зве­нит колокольчик в руках у Деда-Мороза, ко­торый, несмотря на снегопад, продолжал разгуливать по рождественским улицам.

В тот день, когда он обнаружил труп мате­ри, тоже шел снег. Ведь и тогда было Рожде­ство. И он вначале даже не заметил тело мате­ри. Он вошел в дом и сразу же споткнулся о рождественскую елку. Уж не кошка ли ее стол­кнула? — помнится, подумал он. И решил ее поднять.

Тогда-то он и увидел свою мать. Вернее, ее бездыханное тело. Она лежала, распростертая на ковре. Впрочем, елка скрывала большую часть ее тела. Из-под пышных еловых ветвей виднелись лишь лицо и шея, туго затянутая алым шарфом. И еще рука, сжимавшая елоч­ную игрушку.

А рядом, как ни в чем не бывало, вовсю над­рывался телевизор. Слышался смех: шло ка­кое-то комедийное представление. Вдалеке, прямо как сегодня, раздавался колокольчик Деда-Мороза...

Неожиданно хлопнула дверь. Только сей­час Евгению пришло в голову, что второпях он даже не запер дверь приемной.

— Закрыто! — крикнул он, не оборачиваясь. Однако шаги приближались. Стук каблуков слышался все ближе.

— Черт!

Евгений обернулся и замер. В полуосвещенном проеме двери обозначился женский силуэт, удивительно прекрасный и, казалось, совер­шенно иллюзорный.

Внезапно вокруг все стихло. Евгений больше не слышал ни звона колокольчика, ни мерного урчания отопителя, ни музыки из приемника неподалеку.

— Следователь Остроумов?

Голос был под стать фигуре: нежный, ме­лодичный, чертовски соблазнительный. И удивительно... знакомый.

Евгений кивнул. Он понял, что до сих пор дер­жит в руках пиво, которое уже успело нагреться, но так и не отставил в сторону бу­тылку.

— Вы не возражаете, если я включу свет? — спросила она.

Он не возражал. На самом деле ему нис­колько не хотелось с ней общаться. Было при­ятно просто вот так стоять и смотреть на нее. Но, если она уйдет, он не слишком огорчит­ся. Ведь он знает, что перед ним — иллюзия, мираж. Он ужасно устал: эти праздничные хло­поты, занимавшие всех окружающих, выво­дили его из себя, а тут еще это письмо.

Хотя, с другой стороны... Неплохо бы как следует рассмотреть ее при полном освеще­нии. Ибо поразительное сходство не дает ему покоя. Когда зажжется свет, эта иллюзия ис­чезнет, перед ним предстанет совсем другая женщина, и тогда...

Раздался щелчок выключателя. Комнату залил яркий свет. Евгений заморгал, но вовсе не от резкого перехода от полусонного состоя­ния к бодрствованию. Просто стоявшая пе­ред ним женщина оказалась той самой, ко­торую он больше никогда не рассчитывал увидеть.

Как долго и безуспешно он пытался забыть это нежное прекрасное лицо, это восхититель­ное тело! Волнистые темные волосы мягко спа­дали на плечи. Светлая шелковая блузка подчеркивала красивую грудь. Ноги, даже в этих сапогах, даже с налипшим на них снегом, были верхом совершенства, неподвластным кисти художника или резцу скульптора. А эти бездонные голубые глаза, в которых словно тонешь...

Евгений выругался про себя. Ему вовсе не хоте­лось на нее смотреть. И это притом, что весь прошлый год он ее искал. Евгений думал, что она погибла и виноват во всем он: вовремя не углядел и она исчезла. Или ее похитили.

— Мне нужна ваша помощь... — сказала она. — Знаю, сейчас не самый подходящий момент. Новый год, Рождество...

Невероятно! В его голове пронеслась тыся­ча мыслей. Где она была? Что делала? Почему сбежала? И как попала сюда?

— Неужели ты думаешь, что тебе позволе­но просто так врываться и?.. — начал он. Сде­лал шаг в ее сторону и тут же замер как вко­панный.

Перед ним словно образовалась невидимая стена. По тому, как она смотрела на него, как реагировала, создавалось впечатление, что она видит его впервые в жизни. Что он для нее — полный незнакомец!

Из его уст вырвалось замысловатое руга­тельство.

— Простите. Не стоило мне сюда прихо­дить. — Женщина повернулась и направилась к выходу.

Пусть уходит! Так будет лучше. Надо было отпустить ее еще в тот, первый раз, когда он ее увидел. Но тогда он этого не сделал. Не сде­лает и сейчас.

— Постойте! — Он бросился к ней и взял ее за руку. Если это привидение, то...

Но от его прикосновения она не раствори­лась в воздухе. Нет, это не мираж, она насто­ящая, из плоти и крови, она та самая, кого он так долго и тщетно искал.

И все-таки это не та женщина, которую он знал. Все вроде бы то же самое, но словно осталась лишь оболочка, а внутри она стала совершенно другой.

— Простите, — он взглянул в ее голубые глаза, наполнившиеся слезами.

Тогда, год назад, он тоже взглянул ей в глаза. И утонул в них.

Она внезапно возникла из ниоткуда, по­явившись в облаке снега. Он ехал на пол­ной скорости, и тут перед ним неожиданно появилась эта фигура. Черт его знает, каким чудом, но ему удалось затормозить. Он рас­пахнул дверцу и выбежал к ней. Она лежа­ла всего в сантиметре от бампера его ма­шины. Еще чуть-чуть — и... Страшно поду­мать!

— Господи! Что с вами? — спросил он.

Она открыла глаза, и он был потрясен их невероятной голубизной. Тогда, год назад, он утонул в ее глазах, прочитав в них нечто та­кое, чего никогда не встречал раньше. Ее гла­за пленили его.

Но это было давно. С тех пор миновал год. Что же привело ее сюда? И почему она вроде бы вовсе не она?

— Присаживайтесь. — Евгений подвинул ей стул, затем вышел в приемную и запер входную дверь. — Чем могу служить?

Она колебалась в нерешительности. И все-таки села на краешек стула, сжимая сумочку. А он снова прислонился к подоконнику и при­нялся наблюдать за ней, стараясь не глядеть ей в глаза. Потому что стоит ему снова взгля­нуть ей в глаза — и он погиб.

А ему важно знать, что с ней произошло. Чертово любопытство опять не дает ему покоя.

Тогда, год назад, он помог ей подняться, усадил к себе в машину и сказал:

— С вами все в порядке? Она ничего не ответила.

— Но я все-таки отвезу вас в больницу, мало ли что.

Услышав эти слова, она подняла на него свои небесно-голубые глаза и взмолилась:

— Ради Бога, только не в больницу!

Она просила отвезти ее туда, где никто ее не найдет, спрятать, спрятать от всех. Она не помнила ни кто она, ни как ее зовут, она ни­чего не помнила. Но постоянно твердила, что кто-то пытается ее убить.

Когда же Евгений брякнул что-то про мили­цию, она разрыдалась. Идти в милицию она не могла и не хотела.

И вот теперь она снова здесь. И говорит, что ей нужна его помощь.

— Моя помощь? — переспросил он, тщет­но пытаясь определить, что же с ней такое.

Неужто она и вправду его не узнает или просто прикидывается? А может, у нее такое хобби — забывать обо всем на свете?

— Но чем я могу вам помочь?

Она покачала головой и крепче сжала в ру­ках сумочку.

— Простите, наверное, я ошиблась. — Она попыталась подняться. Евгений подошел к ней.

— Нет, сидите! — Получилось не слишком вежливо, но ничего, сойдет. — Давайте я хотя бы попытаюсь вам помочь.

Женщина снова опустилась на краешек стула. В прошлый раз, вдруг подумал Евгений, ты доверяла мне гораздо больше.

Ведь тогда он привез ее домой. Было совер­шено очевидно, что она перенесла какую-то психическую травму. Что-то в ее жизни про­изошло такое, о чем она не могла или не хо­тела вспоминать.

Но все оказалось совсем не так просто. Вид­но, Евгений в ее глазах был лишь наивным пар­нем, которого ничего не стоит облапошить. Прошло два месяца, и в один прекрасный день она исчезла, не оставив даже записки, зато прихватив пару сотен из его денег и несколь­ко папок с делами. Несколько месяцев он уг­рохал на то, чтобы найти ее. Боялся: а вдруг ее убили? Вдруг кто-то опередил его и ему не удастся самому свернуть ей шею?

И вот она вернулась. Жива, здорова, но у нее снова неприятности. Как всегда.

— Дело в том... — начала она и запнулась. — Вы, наверное, решите, что я спятила.

Ее голос был таким же нежным, как и ее кожа. Разве он может ошибаться? Разве воз­можно спутать ее с кем-то еще?

— Почему же? — спросил Евгений.

Неужели она затеяла новую игру? Что-то больно много совпадений: уже второй раз она врывается в его жизнь. Оба раза в сочельник, оба раза у нее большие неприятности, и оба раза она не помнит, кто она такая.

— Просто... То, о чем я вас попрошу... до­вольно необычно.

Евгений придвинул себе стул и сел рядом.

— Так расскажите мне все по порядку.

Женщина начала успокаиваться. Ведь теперь он не стоит у нее над душой, не ругается и смотрит вроде бы даже с сочувствием. И все-таки она продолжала нервно сжимать сумоч­ку, будто боялась, что он ее отнимет. Было видно: она готова в любой момент вскочить и сбежать от него.

Чего же она боится? И почему исчезла в прошлый раз? Испугалась, что ему и впрямь удастся выяснить ее прошлое. Или с самого начала она водила его за нос?

— Я думаю... — сказала она и замолчала.

Евгений кивнул, чтобы подбодрить ее…